Книга Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны  - Оливер Пилат

Джованни Росси Ломаниц, физик из Брайана, штат Техас, родившийся в 1921 году, был откровенным коммунистом и входил в круг Вайнберга. Он активно занимался организационной работой для ФАИХТ и заботился о том, чтобы каждый новичок в Федерации оказался еще и в коммунистической партии. Роберт Р. Дэвис, ученый Радиационной лаборатории из Айдахо, и его жена Шарлотт, канадка по происхождению, узнали, к своему огорчению, насколько пристально за ними наблюдает армейский Корпус контрразведки, хотя сначала они и не подозревали о том, с чем столкнулись. Ломаниц завербовал Дэвисов в партийную ячейку Мерримена как раз перед тем, как Стив Нельсон ее распустил. Дэвису предложили работу в недавно организованном атомном центре в Лос-Аламосе, и он сразу же согласился. Вести о его коммунистическом прошлом добрались до Лос-Аламоса раньше, чем он сам, и ему отказали по причине сомнительного характера и связей. После войны мистер и миссис Дэвис рассказали ФБР все о своей короткой карьере в коммунизме, которая, по их словам, интересовала их в основном из любопытства.

Армейский Корпус контрразведки пристально следил за кликой Ломаница — Фокса — Вайнберга, но, помимо того, он, естественно, присматривал и за советским консульством в Сан-Франциско после контактов Нельсона с Зубилиным и Ивановым. В конце июня 1943 года службы безопасности ждало потрясение: Григорий Хейфец, советский вице-консул, которому приказали вернуться в Россию, и Григорий Каспаров, который должен был его сменить, договорились пообедать вместе с Мартином Кейменом, одним из ведущих американских химиков в исследованиях по делению ядра.

Доктор Кеймен родился в Канаде, приехал в США ребенком и вырос в Чикаго. Он работал в Радиационной лаборатории в Беркли с 1936 года и потому стал очевидным кандидатом в руководители группы еще при подготовке «Манхэттенского проекта».

Будучи одним из тех, кто открыл углерод-14 и усовершенствовал метод получения железа-55 в циклотроне, а также как специалист по исследованиям биологических индикаторов, доктор Кеймен занимал в науке прочное положение. Что касается политики, то доктора Кеймена относили к более-менее сочувствующим по причине того, что он присутствовал на митинге в защиту Уильяма Зебулона Фостера, недолго состоял в Американской лиге против войны и фашизма и работал в отделении Совместного антифашистского комитета помощи беженцам, который собирался в доме доктора Фрэнка Оппенгеймера в Беркли. Он выказал некоторое внимание к военной помощи Советскому Союзу (его родители были родом из России) и к Американо-советскому научному обществу во главе с доктором Эдвардом Кондоном, директором Национального бюро стандартов. Как и многие другие американские ученые, он передал кипы старых научных журналов, чтобы восполнить уничтоженные советские библиотеки в Харькове и Киеве.

Видимо, до этого доктор Кеймен встречался с Хейфецом только однажды. Их знакомство произошло на коктейльной вечеринке в сан-францисском доме Луизы Бранстен, и Хейфец упомянул о просьбе советского хирурга генерала Бурденко, которому требовалось некоторое количество радиоактивного фосфора для лечения одного из сотрудников советского консульства в Сиэтле, страдавшего тяжелой лейкемией. Это не было каким-то секретом; документы по этой теме опубликовал доктор Джон Лоуренс, начальник клиники при Радиационной лаборатории и брат Эрнеста Лоуренса. По совпадению, это оказалось специальностью Кеймена; он сам приготовил радиоактивные материалы. Хейфец сказал, что не смог дозвониться до Джона Лоуренса, и Кеймен предложил поговорить с коллегой. Обед, назначенный на 2 июля, якобы имел целью поблагодарить Кеймена за его любезность в деле с фосфором и познакомить Кеймена с Каспаровым «на случай, если вам когда-нибудь придется заниматься чем-то таким, для чего вам потребуется помощь русского консульства».

Обед состоялся в кабинке ресторана «Бернстайнс фиш гротто» в Сан-Франциско. Он продолжался два часа сорок минут, что для официального русского обеда с крепкими напитками не было чем-то из ряда вон выходящим. Двое агентов ФБР со звукоусилительной аппаратурой сидели в соседней кабинке. К сожалению, в ресторане было очень шумно, и прием был плохой. Доносились только обрывки фраз: имя доктора Нильса Бора, датского физика-ядерщика, которого британцы наняли консультантом и отправили в Лос-Аламос под псевдонимом из соображений секретности; пара слов о том, как опасна радиоактивность при работе с атомным реактором; что-то о Санта-Фе. Один ученый из «Манхэттенского проекта» несколько часов просидел над записью и в конце концов пришел к выводу, что американский химик проявил неосторожность в высказываниях. Через десять дней после обеда, 12 июля 1943 года, доктора Кеймена отстранили от работы за разглашение секретных сведений, не выслушав его и не дав возможности оправдаться. Он принял свое отстранение не стоически, но и без истерики, и пошел работать на судовую верфь. Некоторые ученые, игравшие не последнюю роль в ядерных исследованиях, были уверены в лояльности Кеймена, хотя в то время и не стали поднимать из-за этого шум. После войны химик получил возможность наговорить часть из того, что записало ФБР, и таким образом привел довольно убедительные доводы в свою пользу. Нет никаких сомнений в том, что в течение всего обеда русские ходили по тонкому льду. Они довольно явно прощупывали американца на предмет готовности поделиться секретами в атомной области. Когда на Кеймена поднажали, тот возразил, что делиться должны обе стороны. Он припомнил то, что, когда американцы высадились в Нормандии, им пришлось нелегко из-за противотанковых орудий, которые нацисты украли у русских, но русские так и не поделились ими с союзниками. Кеймен сумел прояснить отдельные фрагменты этого спора в записи ФБР.

Хотя в конце концов доктор Кеймен, казалось бы, устранил все сомнения в своей верности, он трижды после войны не смог получить паспорт для выезда за границу. Он не слишком расстраивался из-за этого[21]; он понял, что оказался замешан в шпионских делах, отчасти из-за собственной беспечности, и теперь расплачивается за это.

12 августа 1943 года оперативник Корпуса контрразведки Марри получил наводку о том, что вечером у Вайнбергов должна состояться важная встреча. Марри засел в доме рядом с тем, где находилась квартира Вайнбергов на Блэк-стрит, и наблюдал, как около 9 часов к ним приехали Стив Нельсон и Бернадетт Дойл. Двое других агентов — Гарольд Зиндл и Джордж Рэтмен — взобрались на крышу соседнего дома и наблюдали оттуда за квартирой Вайнбергов на втором этаже. Стояла влажная ночь, воздух казался липким. В 9:20 они увидели, что Вайнберг подходит к окну глотнуть свежего воздуха. Окно заело; подошел Нельсон и помог его открыть. Агенты хорошо разглядели людей у окна и еще нескольких человек, сидевших вокруг стола в комнате, включая Ирвинга Фокса и Джованни Ломаница. Встреча закончилась в 10:15. Когда Стив Нельсон и Бернадетт Дойл вместе вышли из дома, один из сотрудников КК нарочно толкнул Нельсона на тротуаре и сказал «Извините, сэр» в нескольких сантиметрах от его носа — чтобы наверняка установить его личность. Когда Нельсон и мисс Дойл продолжили путь по улице, оперативники КК заметили тени агентов ФБР, которые шли по их следу.